Прозрачно-синие глаза вновь уставились на меня.
– То есть вы взяли ученика, с которым будете заниматься с утра и до вечера в течение двух недель?
– Совершенно верно. Вы сможете подождать? Через две недели я готов вам помочь.
– Экзамен по стрельбе у меня в конце месяца.
– Я смогу позаниматься с вами два или три часа двадцать девятого числа. В удобное для вас время. Этого хватит, не так ли?
Он потер шею, задумчиво глядя на меня.
– Наверное, хватит. Как насчет шести вечера двадцать девятого, если только я не позвоню и откажусь?
– Пойдет, – я встал. – Жду вас у себя.
Лепски допил коку, также поднялся.
– Я вижу, вы занялись покраской.
– Да, хочется немного подновить школу.
– Нужное дело. Ник Льюис – мой давний друг. Он учил меня стрелять. Знаете, я никогда не думал, что он продаст школу. Вы здесь уже четыре месяца? Получается?
– Пока трудно сказать. Мы еще осваиваемся.
– Все будет хорошо. У вас блестящая репутация. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком в армии?
– Теперь уже нет. Но год назад был вторым.
– О-го-го. Уж в армии-то стрелять умеют, – прозрачно-синие глаза вновь вонзились в меня. – Я слышал, вы были снайпером.
– Совершенно верно.
– Не хотел бы я заниматься этим делом, но полагаю, снайпер должен стрелять быстро и точно.
– Полностью с вами согласен.
– Этот ваш ученик, должно быть, туповат, раз уж вы должны уделить ему две недели, чтобы научить его стрелять, или он хочет стрелять так же хорошо, как и вы?
– Причуда богача. Вы понимаете, о чем я говорю. У него есть деньги, и он хочет, чтобы ему не мешали. Я не жалуюсь.
– Я его знаю?
– Едва ли. Он здесь на отдыхе.
Лепски кивнул.
– Да… богачей здесь хватает. Денег у них больше, чем мозгов, вот они и не знают, чем себя занять, – у двери мы вновь пожали друг другу руки. – Если я не позвоню, то буду у вас двадцать девятого, ровно в шесть.
– Договорились. Спасибо вам, что составили компанию моей жене.
Он улыбнулся.
– Поговорить с ней – одно удовольствие.
Люси тоже подошла к двери, и мы постояли, пока он не уехал. Я достал из кармана носовой платок и вытер потные ладони, затем закрыл дверь, запер ее на ключ и вслед за Люси вернулся в гостиную.
– Надеюсь, что я не сказала ему ничего лишнего, Джей? – озабоченно спросила она. – На тебе лица нет. Но я подумала, лучше сразу сказать ему, что ты занят.
– Все нормально, – я присел к столу. – И надо же ему было приехать именно сегодня.
– А что такое?
Помявшись, я пересказал ей разговор с Саванто. Поначалу я уже решил ничего ей не говорить, но потом передумал.
Люси слушала внимательно, зажав руки между коленей, широко раскрыв глаза.
– Теперь ты понимаешь, какие могут возникнуть осложнения, – заключил я. – Мы никому не должны говорить ни о Тимотео, ни об его отце, ни о наших занятиях в тире.
– А вдруг полиция арестует тебя, если узнает, что ты учил стрелять человека, которому суд запретил брать в руки ружье? – спросила она.
– Разумеется, нет. Я всегда могу сказать, что не имел об этом ни малейшего понятия.
– Но, Джей, ты же все знаешь!
– Доказать это невозможно.
– Я тоже знаю. Неужели ты думаешь, что я буду лгать полиции, если меня спросят об этом?
Я встал, зашагал по комнате.
– Я должен заработать эти деньги. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.
– И моя помощь будет заключаться в том, что я буду лгать полиции?
Я остановился у стола.
– Посмотри, – я достал из кармана конверт, вынул из него облигацию, положил на стол. – Посмотри.
Люси встала, подошла к столу, склонилась над облигацией. Ее длинные белокурые волосы упали вниз, скрывая лицо. Она выпрямилась, взглянула на меня.
– Что это?
– Одна из облигаций, о которых я тебе говорил. Она стоит двадцать пять тысяч долларов. Саванто дал ее мне. Я смогу оставить ее у себя, вместе со второй облигацией, если научу Тимотео стрелять. Он настроен серьезно и того же ждет от нас… тебя и меня… нас обоих.
– Почему он дал тебе облигацию, если ты ее еще не заработал.
– Чтобы показать, что доверяет мне.
– Ты уверен?
Во мне вновь начало закипать раздражение.
– А для чего же еще?
– Возможно, это психологический маневр, – в ее глазах мелькнул испуг. – Видишь ли, Джей, раз облигация у тебя, ты не захочешь с ней расстаться. Теперь ты крепко сидишь на крючке.
– Ладно, пусть он мне не доверяет, но дает двадцать пять тысяч долларов, чтобы подцепить меня на крючок. Этого и не требуется! Я давно на крючке! Я знаю, как мы сможем распорядиться этими деньгами! И намерен их заработать! Я научу этого парня стрелять, даже если мне придется его убить!
Она смотрела на меня, как на незнакомца, затем двинулась к двери.
– Уже поздно. Пойдем спать.
– Одну минуту, – я нашел ручку, написал на конверте мою фамилию, адрес, номер банковского счета, вложил в него облигацию и заклеил конверт.
– Завтра утром, Люси, отвези, пожалуйста, конверт в банк и попроси подержать его там для меня. Я поехал бы сам, но Тимотео появится здесь в шесть часов и мы сразу начнем стрелять. Отвезешь? А заодно надо купить продукты, – я достал из бумажника двести долларов. – Рассчитай, чтобы еды нам хватило на неделю, и возьми побольше пива.
– Хорошо, – взяв у меня деньги, Люси вышла в коридор и направилась в спальню. Впервые с тех пор, как мы поженились, я чувствовал, что обидел ее. И мысль об этом не давала мне покоя. Я стоял у стола и смотрел на конверт. Я должен думать о нашем будущем, убеждал я себя. Со временем она все поймет. Сейчас главное для меня – Тимотео. На девять дней Люси должна отойти на второй план.
Конверт я отнес в спальню. Люси принимала душ в ванной. Я сунул конверт под подушку и сел на кровать, дожидаясь, пока она помоется.
В ту ночь мы оба почти не спали.
Глава 2
Мы встали без четверти пять, и, пока Люси варила кофе, я принял душ и побрился. Недостаток сна никак не отразился на моем настроении. Меня ждало конкретное дело, а работа всегда придавала мне сил. Последние четыре месяца я только и делал, что волновался из-за наших финансов, отчего и стал таким раздражительным. Конечно, я не сожалел о часах, проведенных с Люси, но для полного счастья мужчина должен работать.
Я нашел Люси на веранде. Она пила кофе и смотрела на восходящее за пальмами солнце.
– После приезда Тимотео, – я сел за стол и взял приготовленную для меня чашку кофе, – ты не увидишь меня до ленча, – выглядела Люси усталой, встревоженной, но у меня не было времени думать о ее тревогах. – Я хочу, чтобы ты поехала в банк к девяти часам. Когда ты вернешься, обзвони всех шестерых учеников и скажи им, что мы закрываемся до конца месяца. Не думаю, что они будут возражать. Разве что полковник Форсайт заартачится. Постарайся ублажить его. Объясни, что мы начали ремонт. Я уверен, что ты его уговоришь.
– Хорошо, Джей.
– Продуктов купи на неделю, – я помолчал, потом добавил. – И постарайся готовить повкуснее. Его отец оплачивает счета. Значит, его надо хорошо кормить. На расходы нам выделено пятьсот долларов.
Паника мелькнула в ее глазах.
– Хорошо, Джей.
Я улыбнулся.
– Не пугайся. Мы должны заработать эти пятьдесят тысяч долларов. Я очень рассчитываю на твою помощь. Я буду учить этого парня стрелять, но все прочие заботы лягут на тебя, – я допил кофе и закурил. Первая утренняя сигарета всегда доставляла мне особое удовольствие. – Все хорошее я хочу делить с тобой, Люси.
Она переплела пальцы рук.
– Что заставило тебя измениться, Джей? Эта работа или деньги? – едва слышно спросила она.
– Измениться? Я не менялся. О чем ты?
– Ты изменился, Джей, – Люси подняла голову и попыталась улыбнуться. – Когда при нашей первой встрече ты сказал, что был армейским инструктором, я с трудом поверила тебе. Ты ничем не напоминал старого служаку… такой добрый, обходительный. Мне не верилось, что ты можешь руководить людьми, отдавать приказы. Меня это озадачивало, – она помолчала. – Но теперь я вижу, что ты можешь научить этого человека стрелять. Теперь я тебя побаиваюсь. Я вижу, ты можешь быть грубым и жестоким ради того, чтобы достичь цели, но, пожалуйста, не будь грубым и жестоким со мной.